ЮНГ БЫ ПЛАКАЛ

Харуки Мураками
Танцюй, танцюй, танцюй (в двух томах)
Х.: Фолио, 2006, 350 с, 319с
Оценка: *****

Однажды, сидя на бейсбольном матче, прожигатель жизни и меломан Харуки Мураками внезапно понял, что его предназначение – стать писателем, да не простым, а таким, что сделает японскую литературу всемирной. Что из этого получилось, судите сами: его книги издаются миллионными тиражами, издатели блаженствуют, критики неистовствуют, а японские подростки называют друг друга прозвищами, почерпнутыми из муракамовских текстов.

Его называют самым европейским из японских писателей, произнося это на разный лад – от восторга до пренебрежения. Но велика ли в этом заслуга автора? Сто лет назад Юнг говорил о том, что Европа, истощив свои символические источники, придет за вдохновением на Восток. Но, похоже, случилось обратное.

«Танцуй, танцуй, танцуй» – продолжение трилогии, объединенной главным героем и лейтмотивом Человека-овцы. Впрочем, «Танцуй…» вполне можно читать в отрыве от предыдущих книг – сюрреализма в ней меньше, и если раньше герой гнался за овцой, то теперь он упорно преследует реальность. «То ли моя психика расстроена и больна? То ли расстроена и больна реальность?» – вопрошает безымянный лирический герой. Тут уж без Юнга с Фрейдом не разобраться.

Героя вполне можно понять – он изо всех сил пытается разглядеть хоть что-то настоящее сквозь разрастающиеся нагромождения «общества развитого капитализма», которое стало на горло даже созерцательному японскому гению. Тяжело оставаться нормальным в мире, переступившим порог абсурда, где любовь не просто покупается, но и успешно списывается на представительские издержки.

Впрочем, не все потеряно, и герою предоставляется шанс выбраться из «культурной свалки» к свету, хотя для этого ему предстоит пройти по трупам. В прямом смысле этого слова. Интересные у автора отношения со смертью – обязательно хоть кто-нибудь да умрет, а уж в «Танцуй…» герой и вовсе ощущает себя богом смерти, вокруг которого повально гибнут друзья и знакомые. Где уж тут оставаться нормальным? Герой и сам профессионально диагностирует себе неврозы с психозами, в дружеской беседе обсуждая юнгианское толкование недавнего сна. Да что ж опять этот Юнг, в самом деле?

Но, если разобраться, тут без него все-таки не обошлось. А иначе откуда в книге джентльменский набор классических архетипов: человек-двойник (писатель с интригующим именем Хираку Макимура), человек-тень (барышня, прямым текстом утверждающая: я, мол, твоя тень), человек-душа (женщина, само собой, идеально дополняющая героя)… Ну и человек-овца для полного счастья.

Интересно, а не представляется ли автору классическая психология чем-то вроде Мак-Дональдса – агентом глобализации и производителем ширпотреба? Ну да, не мудрено, если даже проститутки посещают курсы по психологии и огорошивают клиентов в самый неподходящий момент.

Женщины в мире Мураками – это вообще отдельный вопрос. Все они в разной степени сюрреалистичны – то ясновидящие, то сумасшедшие, то вовсе мертвые. Но именно на них возлагается последняя надежда. Каким бы абсурдным и жестоким не был мир, есть средство, могущее вправить все вывихи мироздания. И это средство – секс. С желанной и недоступной (что поправимо) дамой.

Герой добивается своего, и капризная дама-реальность все-таки пускает его в свою постель. Он счастлив, но надолго ли? Пока звучит музыка, пока длится танец… Главное, не переставайте танцевать, и все будет джаз.

*

ПОТРЕБЛЕНИЕ ПОТРЕБИТЕЛЯ

Виктор Пелевин
Empire V / Ампир „В”
Эксмо, 2006, 416 с.
Оценка ****

 «Вампир в России – больше, чем вампир», – заявляет вредный, остроумный и неизменно актуальный Виктор Пелевин. Уж он-то, знаток оборотней, рекламщиков и прочей коварной нечисти, должен быть в курсе вампирьих козней. Так и есть. Читателю предстоит многое узнать о психологии, физиологии, фольклоре, а также животноводчестве кровососущих. Да-да, именно животноводчестве. В нашем жестоком мире нелегко даже кровопийце, вот и приходится обзаводиться хозяйством, копить кровь насущную впрок, повышая при этом ее питательные и вкусовые качества. Правда, в романе Пелевина, речь не совсем о крови. Человек, оказывается, способен на большее.

Предпосылка романа изящна, остроумна и даже в некотором смысле экологична. Для каждой твари предполагается хищник, а человек, казалось бы, – хищник универсальный, способный сожрать кого угодно. Но и на него нашлась управа – вампиры, потребляющие потребителя. Как в прямом смысле, так и в финансово-экономическом. Ведь помимо крови пелевинские вампиры сосут деньги. Иначе говоря, «баблос».

Понятно теперь, куда так быстро исчезает зарплата? Иначе как вмешательством нечистой силы этого и не объяснишь. Но кровожадный Пелевин идет еще дальше. Его вампиры пьют вовсе не гнусный коктейль из толченых купюр, но некий эфирный экстракт, генерируемый человеком зарабатывающим. Грубо говоря, мечты. Потребительские такие мечтишки, закваской для которых служат набившие уже оскомину гламур и дискурс.

Главному герою, вампиру Раме поначалу происходящее не особо и нравиться. Но ему предстоит войти во вкус. Еще бы. Жизнь вампира полна изуверских развлечений и гурманских удовольствий. Чего только стоит библиотека с пробами крови людей выдающихся – от де Сада до Тютчева, возможность откушать от юной барышни или доктора философии, хорошенько порывшись при этом в их памяти… Словом, раздолье для вампира любознательного, алчущего, так сказать, новых знаний и приятных знакомств. А тут еще и «баблос», от которого на вкушающего нисходит, по меньшей мере, демо-версия нирваны…

Но отчего-то вампиру Раме неймется. Его дотошные расспросы о боге и смысле жизни заставляют коллег по цеху бросать косые взгляды и замышлять недоброе. Возможно, дело в том, что по одной из версий, вампиры вовсе не являются вершиной пищевой пирамиды. На вершине, вроде как, – бог. Только как он кушает сосущих «баблос», остается загадкой.

Вследствие всего этого, роман напоминает Хеллоуин на философском факультете: жуткое веселье, переходящее в экзистенциальное недомогание. Поскольку разница между паразитом и божеством остается спорной, ориентиров для оценки происходящего мы так и не получаем. Хотя кого это волнует? Был бы баблос, а смысл приложится.

*

БЕГБЕДЕР 9/11

Фредерік Беґбеде
Windows on the World
Х.: Фоліо, 2006, 282 с.
Оценка *****

Трудно быть модным писателем. Чего только не приходится делать, чтобы оставаться на гребне злободневности – оговаривать собственное руководство, буянить под «экстези» и даже врываться на нью-йоркские вечеринки, назвавшись Усамой Бен Ладеном… Вот и поди пойми, кто он такой, этот Фредерик Бегбедер – интеллектуальный литератор или просто великосветский дебошир.

Та же неясность присутствует и в романе «Windows on the world», посвященном жертвам 11-го сентября: пробираясь сквозь дым и копоть, и лирические отступления, все пытаешься понять – то ли это искренняя попытка самообличения (вплоть до самобичевания), то ли не менее искренняя скорбь над руинами американской мечты. Впрочем, автор дает читателю подсказку, рассыпая по страницам занятные признания: он не знает, зачем пишет эту книгу, он сам боится ее, но не писать не может… Неужели это и есть искренность? В устах многолетнего передовика рекламной индустрии, автора бесшабашных и хулиганских бестселлеров? Потрясающе! Жаль только, что для извлечения человеческого лица из-под маски торжествующего гламура понадобилась катастрофа.

«Windows on the world» – ресторан на верхушке северной башни Всемирного Торгового Центра, куда главный герой романа приходит позавтракать вместе с двумя маленькими сыновьями. Оттуда ему, как и другим посетителями ресторана, уже не выбраться, поскольку «Окна в мир» вскоре станут «Окнами в мир иной»… Да, за подобные шуточки в рекламном стиле автор не преминет чистосердечно покаяться, точно ребенок, отпустивший нервный смешок на заупокойной мессе. Впрочем, на фоне надвигающейся катастрофы название ресторана действительно приобретает тревожную многозначность, тем более что автор пытается заглянуть в эти самые окна с обеих сторон сразу.

Итак, внутри «окон» – полтора часа ада между попаданием «Боинга» в башню и ее окончательным разрушением, когда спасение было теоретически возможно, но неосуществимо по техническим причинам. Это – полтора часа агонии настолько безобразной, что автору, по его же собственному признанию, приходилось вырывать страницы, дабы не оскорблять памяти жертв. Снаружи – остальной мир,  разрывающийся между американофилией и американофобией, демократичностью нравов и тиранией капитала, всеобщей свободой и личной ответственностью. А также сам автор, пытающийся навести порядок в своей голове и личной жизни.

Интересно, что иногда вообще перестаешь понимать, о ком идет речь – о Кертью Йорстоне, запертом в обреченном небоскребе, или о самом Бегбедере, погруженном в глубокомысленную меланхолию. Особенно порадовал момент, когда между автором и его героем завязывается оживленный спор по поводу преимуществ самоубийства.

И все-таки, «Windows on the world» – книга со счастливым концом. «Катастрофы полезны, – говорит автор, – они дарят жажду жизни». В этом, видимо, и заключается ноу-хау Бегбедера, ведь книга-катастрофа – еще не ад, а только чистилище, огонь, который опаляет, но не сжигает.